Иосиф бродский лучшее, Sorry, your request has been denied.
Однако же, стремясь вперед,. Горы прячут, как снега,. Слава Богу, что я на земле без отчизны остался. Письма к стене. Как ступлю на порог,.
Седая ночь, и дремлющие птицы качаются от синей тишины.
Атаки на рассвете. И пули, разучившиеся петь, кричали нам, что есть еще Бессмертье А мы хотели просто уцелеть. Простите нас. Мы до конца кипели, и мир воспринимали, как бруствер. Сердца рвались, метались и храпели, как лошади, попав под артобстрел. Пускай ничто не потревожит сны. Что из того, что мы не победили, что из того, что не вернулись мы?..
Кто к минувшему глух и к грядущему прост, устремляет свой слух в преждевременный рост. Как земля, как вода под небесною мглой, в каждом чувстве всегда сила жизни с иглой.
И невольным объят страхом, вздрогнет, как мышь, тот, в кого ты свой взгляд устремишь, из угла устремишь. Засвети же свечу на краю темноты. Я увидеть хочу то, что чувствуешь ты. В этом доме ночном, где скрывает окно, словно скатерть с пятном, темноты полотно.
Ставь на скатерть стакан, чтоб он вдруг не упал, чтоб сквозь стол-истукан, словно соль проступал, незаметный в окне, ослепительный путь - будто льется вино и вздымается грудь.
Ветер, ветер пришел, шелестит у окна, укрывается стол за квадрат полотна, и трепещут цветы у него позади, на краю темноты, словно сердце в груди. И чернильная тьма наступает опять, как движенье ума отметается вспять, и сиянье звезды на латуни осей глушит звуки езды на дистанции всей.
Переживи всех. Переживи вновь, словно они — снег, пляшущий снег снов. Переживи углы. Сумев отгородиться от людей Остановка в пустыне Сын! Если я не мертв, то потому Октябрь месяц грусти и простуд Рождество Для школьного возраста Я не то что схожу с ума, но устал за лето Речь о пролитом молоке Зимним вечером в Ялте Уезжай, уезжай, уезжай Через два года Осень - хорошее время, если вы не ботаник Пилигримы Шесть лет спустя Я выпил газированной воды Стихи в апреле Петербургский роман поэма в трёх частях Элегия Бессмертия у смерти не прошу Что хорошего в июле Гость Шествие Почти элегия Это было плаванье сквозь туман Заморозки на почве и облысенье леса Ноябрьским днем Похож на голос головной убор Предпоследний этаж С видом на море Любовь С красавицей налаживая связь Я обнял эти плечи и взглянул Вхожу в шалман, заказываю двести.
Река бежит у ног моих, зараза. Я говорю ей мысленно: бежи. В глазу — слеза. Но вижу краем глаза Литейный мост и силуэт баржи.
Моя невеста полюбила друга. Я как узнал, то чуть их не убил. Но Кодекс строг. И в чем моя заслуга, что выдержал характер. Правда, пил. Я это стихотворение действительно очень люблю. Мне кажется, в нем есть такое смешение жанров, и его безумно увлекательно рассказывать как настоящую живую трепещущую историю, очень близкую каждому.
Оно отчасти комедийное… притворяется комедийным, что ли, на мой взгляд, — но на самом деле это довольно страшное, грустное и суровое стихотворение о потерянной мужской любви. Бродский, конечно, очень остроумный поэт, человек с острым умом. Но у него местами довольно-таки жестокий юмор.
Это не всегда смешно, что ли, — он высмеивает, но не всегда смешит. В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти: мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар из воловьих ноздрей, волхвы — Балтазар, Гаспар, Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда. Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, на лежащего в яслях Ребенка издалека, из глубины Вселенной, с другого ее конца, звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
